Арбалетчик Лавина смертоносных стрел закрывала солнце. Казалось, не осталось и дюйма свободного пространства, куда бы ни впивалось жало смерти. Барабанный бой, крики и проклятья атакующих, стоны раненых, вопли женщин, обезумевших над окровавленными телами, скрежет и лязг — все слилось в невыносимый гул и дикую головную боль. Большой, не по размеру, синий плащ стрелка арбалетного корпуса прилип к вспотевшему и дрожащему телу. Ему еще не исполнилось семнадцати, и в корпус его взяли только из уважения к его отцу — капитану нижней крепости Честа, геройски погибшему во время последнего штурма полгода назад. Он прижался спиной к холодным камням крепостной стены, закрыл глаза и с силой зажал уши ладонями. Но гул, вызывавший головную боль, не ослабевал. Ледяные оковы ужаса сжимали сердце, не давали нормально дышать, парализовали волю и разум. Страх и отчаяние полностью овладели его телом и душою. Лишь одна мысль пульсировала в разрывавшейся от боли голове: «Пусть это закончится как можно быстрее! Как-нибудь, но закончится!» — Ты что, ранен? — крикнул, перезаряжая свой арбалет, седовласый воин, выдернув стрелу, застрявшую в капюшоне его плаща, возле самого горла. — Нет-нет! Пока цел, — выдавил он из себя. — Тогда не позорь отца и нас! — сказал стрелок, вновь заняв боевую позицию. Стало еще страшнее. Но жгучий стыд позора перед стариком, перед своими близкими и земляками, а главное перед отцом, который в этот момент взирал на него с небес, пересилил его животный страх за свою жизнь. Арбалет еще никогда не казался ему таким тяжелым, но когда он прижал его к плечу, мерзкая дрожь сразу прекратилась. Он заставил себя подняться над крепостной стеной. Пот заливал глаза и не давал прицелиться. Отерев рукавом лицо, он ужаснулся от увиденного. Все стрелы и дротики летели прямо в него. Все вражеские стрелки целились только в него, а по приставленной в метре от его проема лестнице с чудовищной быстротой поднимался здоровенный детина, сжимая зубами огромный тесак. Для страха и раздумий времени больше не было, и он выстрелил. Вместе с падающим вниз верзилой, исчезало рабство страха. Он снова стал свободным. — Молодец, сынок! — похвалил его отец устами седого арбалетчика.
|